Омская академия МВД России
кафедра уголовного права
адъюнкт Сурихин П.Л.
Форма вины заведомо незаконного
задержания
как основание отграничения
преступления от дисциплинарного проступка
Проблемные вопросы квалификации связанные с разграничением
преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 301 УК России и дисциплинарного
проступка затрагиваются практически в каждой работе посвященной исследованиям
преступлений против правосудия. Авторы, в поисках ответа на поставленные, в
связи с этим, вопросы, приходят к выводу, что разграничение дисциплинарного
проступка от преступления необходимо проводить только по признаку заведомости. Если задержание заведомо незаконное – это
преступление, если заведомость при незаконном
задержании отсутствует – это дисциплинарный проступок. При чем является
общепринятым, что заведомо незаконное задержание как преступление имеет место
только при умышленной форме вины, а признак “заведомость”
присущ соответственно только умышленной форме вины.
Подобный подход к отграничению заведомо незаконного
задержания от дисциплинарного проступка заслуживает внимания, но, на наш
взгляд, является довольно упрощенным и верным только отчасти. Что подтверждает
следующий пример. Прокуратура Иркутской области вынесла постановление о прекращении
уголовного дела по факту заведомо незаконного задержания К. оперативным
уполномоченным С., в связи с отсутствием в действиях С. состава преступления,
предусмотренного ч. 2 ст. 178 УК РСФСР (ч. 1 ст. 301 УК России).[1]
Данное решение было мотивировано отсутствием умышленной формы вины при
совершении заведомо незаконного
задержания, при этом, в мотивировке решения прямо указывалось, что С. осознавал незаконность задержания.
Применяя вышеназванный метод разграничения, мы вынуждены считать решение
прокуратуры неверным, но это будет преждевременный вывод.
Кроме того, критерием, собственно отражающим
сущность разграничения проступка и преступления, является их качественное
отличие.[2]
М.И. Ковалев, например, таким качественным критерием считает степень общественной
опасности, которая присуща любому правонарушению.[3]
Принципиально он прав, вместе с тем, нам ближе точка зрения А.И. Марцева,
которая заключается в том, что все правонарушения объединяет родовой признак
“общественная вредность”, а “общественная опасность” – признак только
преступления.[4]
Именно так сегодня ч. 2 ст. 14 УК России осуществляется отграничение
малозначительного деяния (правонарушения, проступка в нашем случае) от
преступления – по наличию общественной опасности, а не ее степени. Любое правонарушение
причиняет вред либо создает угрозу причинения вреда тем или иным общественным
отношениям. Причинение или создание угрозы причинения существенного вреда
общественным отношениям переводит общественную вредность в новое качество –
“общественную опасность”.[5]
Очевидно, что, обладая мощным средством принуждения, каковым является
процессуальное задержание, и, применяя его умышлено
незаконно, лицо и совершаемые им действия становятся общественно опасными.
Незаконное процессуальное задержание, допущенное по неосторожности в связи с
неправильной оценкой обстоятельств и т.п. только общественно вредно, если,
конечно, в последствие не повлечет причинение существенного вреда общественным
отношениям.
Мы предлагаем иной подход при отграничении
дисциплинарного проступка от преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 301 УК
России. Он достаточно прост: незаконное задержание, совершенное по
неосторожности будет являться дисциплинарным проступком, то же деяние
совершенное умышленно будет являться преступлением. Подобное утверждение стало
сегодня возможным благодаря ч. 2 ст. 24 УК России, где законодатель впервые
оговаривает, что деяния, совершенные по неосторожности, признаются
преступлением только в случае, когда это специально предусмотрено статьей
Особенной части УК. Тем самым ограничивается возможность привлечения к
уголовной ответственности за деяния, совершенные по неосторожности, что мы и
наблюдаем в ч. 1 ст. 301 УК России, где отсутствует указание на неосторожную
форму вины.
В принципе, предлагаемый нами подход, на первый
взгляд, ничем не отличается от общепринятого, если придерживаться мнения, что “заведомость” относится только к умышленной форме вины. Но “заведомость”, т.е. отчетливое понимание, осознание того,
что задержание незаконно (производится при отсутствии, предусмотренного
процессуальным законом основания), может иметь элементы неосторожности – это и
есть проблемный момент в общепринятом подходе.
Среди служащих правоохранительных органов сложилось
мнение, что если задержание произведено при отсутствии предусмотренного законом
основания, но при этом, например, задержанный человек не помещался в ИВС или не
составлялся протокол о задержании, то вреда интересам правосудия и личности
подобным задержанием не причиняется.[6]
В практической деятельности правоохранительных органов имеет место ошибочное
разделение задержания лица, подозреваемого в совершении преступления (ст. 122
УПК РСФСР) на процессуальное и непроцессуальное, т.е.
собственно не задержание. Так, несмотря на то, что ст. 122 УПК РСФСР
предписывает: “О всяком случае задержания лица, подозреваемого в совершении
преступления, орган дознания обязан составить протокол ...”, 62 % из 251
опрошенных сотрудников ОВД и следствия считают, что процессуальное задержание
имеет место только в том случае, если о факте задержания человека составлен
протокол.
Исходя из данных предпосылок, вполне реальна
ситуация, когда заведомо незаконные действия субъекта внешне выглядят
легкомысленными. Субъект может понимать фактический характер своих действий,
т.е. понимать, что задерживает без основания, предусмотренного ст. 122 УПК
РСФСР, но при этом он считает, что не задерживает человека в процессуальном
смысле. Субъект только предвидит возможность осуществления незаконного
процессуального задержания, поскольку считает, что задержание человека не будет
являться процессуальным, т.е. не будет иметь место задержание, предусмотренное
ст. 122 УПК РСФСР, до тех пор, пока он не поместит задержанного человека в
камеру ИВС или не составит протокол о его задержании. Так относился к своим
действиям и их последствиям оперативный уполномоченный С., когда незаконно
задерживал подозреваемого в совершении кражи К. и, не составляя протокола,
поместил его в комнату для лиц административно задержанных, а не в камеру ИВС,
с целью установления его причастности к совершению преступления.[7]
Согласно опросу сотрудников ОВД и следствия, 73 % опрошенных действуют
(действовали бы) именно таким образом.
В связи с изложенным, признак “заведомость”
не может в полной мере быть использован как основание отграничения дисциплинарного
проступка от преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 301 УК России. Данным
основанием должна являться не часть вины – достоверное осознание о незаконности
задержания, которую описывает признак “заведомость”,
а ее форма в целом.
[1] Архив прокуратуры Иркутской области. Уголовное дело № 38993.
[2] См.: Рашковская Ш.С. Преступления против
социалистического правосудия (Уголовно-правовое исследование. Теоретические вопросы.). Автореф. дис... докт. юрид.
наук. – М., 1974. – С.27; Отграничение преступлений против правосудия от
дисциплинарных проступков // Социалистическая законность, 1976. – № 12 – С.38; Турецкий М.В. Уголовная ответственность и
дисциплинарная. – М., 1957; Шишов О.Ф.
Преступление и административный проступок. – ВЮЗИ, 1967; и др.
[3] См.: Ковалев М.И. Понятие и признаки преступления, и их значение для
квалификации. – Свердловск, 1977. – С.40.
[4] См.: Марцев А.И. Законодательное закрепление понятия преступления. /
Вопросы учения о преступлении и ответственности. – Омск, 1998. – С.34; Уголовное право Российской федерации.
Общая часть / Под редакцией Марцева А.И. – Омск, 1998.
– С.75.
[5] См.: Уголовное право Российской федерации. Общая часть
/ Под редакцией Марцева А.И. – Омск, 1998. – С.75.
[6] См.: Синельщиков Ю. Незаконное задержание. // Законность. – 1999. – №2 –
С.7.
[7] Архив прокуратуры Иркутской области. Уголовное дело № 38993.